Она же Дейдра Янг
06.09.2014 в 17:43
Пишет Танья Шейд:Пока еще без названия. Продолжение фика
Оставалось придумать, как им появиться перед Ребеккой, и вот это-то и было самым сложным. Выдать Сару за человека можно в Кенигсберге, но ее родную мать так просто не обманешь. А сказать правду тоже нельзя: как и любой человек, Ребекка видела в вампирах лишь нечистую силу. Обращать же свою мать Сара отказалась наотрез.
Обсуждение плана воссоединения семьи все больше начинало походить на переливание из пустого в порожнее. Однажды, когда беглецы в очередной раз спорили все о тех же деталях, в дверь избушки постучали.
Собственно, ничего странного в этом не было – мало ли какой охотник мог забрести в леса. Но двое вампиров никак не ожидали, что им придется делить свой приют с человеком.
- Войди, если не имеешь дурных помыслов, - произнес наконец Альфред.
Гость оказался молодым парнишкой, смуглым, с густыми черными волосами. Вещевой мешок у него за спиной выглядел внушительно – гораздо внушительнее, чем его владелец.
- Здравствуйте, - незнакомец осмотрелся, пожал руку, протянутую Альфредом. – Простите, что вторгаюсь к вам. Меня зовут Анджей, я путешествую… пешком. Хорошо у вас тут, уютно. А зеркала не найдется, случайно? Я долго был в пути, и хотелось бы как следует привести себя в порядок.
Зеркало имелось в соседней комнате и даже не было занавешено. Альфред с Сарой попросту о нем забыли, ведь вампирам зеркала не нужны. Парнишка же, кажется, был доволен.
По словам Анджея, он остался сиротой и теперь пытался найти родных, которые, по словам умирающего отца, жили где-то в трансильванской деревеньке, названия которой не слышали раньше ни Сара, ни Альфред. Впрочем, кто их упомнит, эти деревеньки?
За окном смеркалось. А это означало, что им предстояла первая ночь в одном доме с человеком.
Но попробуй-ка тут уснуть, когда день наконец кончился и наступила ночь, которая не зря считается порой вампиров! Когда ты чувствуешь, как в теле просыпаются силы, намного превосходящие человеческие, но скрытые при свете солнца. Когда твои глаза видят каждую мелочь, незаметную днем, а уши способны различить, как где-то далеко в лесу шуршит травой мышонок. Альфред вспоминал, как в детстве пытался уснуть накануне поступления в начальную школу, и теперь мог с уверенностью сказать, что в тот раз было гораздо проще.
Чтобы не терять времени даром, они обсуждали способы защиты от врагов, надеясь, что человек их не услышит.
- Защита от вампиров – это чеснок, серебро и распятие, - говорила Сара. – Увы, ты не сможешь ими воспользоваться, но я… Вспомни, моему отцу распятие не причинило вреда, потому что при жизни он был иудеем – как и я. Возможно, и я смогу беспрепятственно держать распятие в руке – а вот Кролок будет его бояться, ведь он-то в своей прошлой жизни был христианином!
- Но будет ли обладать силой распятие в руке иудейки? – усомнился Альфред.
- Я об этом думала, - отвечала Сара. – Но когда распятие висит на стене дома, его при этом не держит ничья рука, а вампиров оно отпугивает. Значит, важна не рука и не религия ее обладателя, а вера, которой придерживался когда-то сам вампир.
- Тогда проведем опыт, - согласился Альфред. – На мне – потому что других подопытных вампиров-христиан у нас нет.
- Франц, вас требует к себе господин Герберт, - доложившая это вампиресса сделала реверанс, хотя никакого почтения к Францу на деле не испытывала. Но когда сообщаешь приказы господ, нужно соблюдать все правила этикета.
Попросив прощения у Магды за прерванную партию, Франц направился в покои графского сына.
Обычно жилище Герберта блистало чистотой, но сейчас убранство комнаты покрывала пыль. Франц поймал себя на мысли, не случилось ли чего-то подобного и с одеждой Герберта, но вряд ли молодой господин мог так запустить собственный внешний вид.
Заслышав скрип двери, Герберт тут же отвернулся от окна, в которое смотрел за миг до этого. Указал Францу на стул, где пыли было поменьше. Здороваться, разумеется, не стал – желать здоровья мертвому уже поздно.
На несколько секунд повисло молчание. Похоже, что Герберт не знал, с чего начать разговор, мялся – хотя обычно так и излучал уверенность в себе. Впрочем, в своих покоях он на три месяца тоже раньше не запирался.
- Это касается моего отца, - проговорил он наконец. – И меня. Я даже не знаю, кого больше.
Франц покорно слушал – перебивать господ слугам не полагалось.
- Похоже, что для отца триумф обернулся поражением, - сказал Герберт. – Это из-за Сары. Ты ведь знаешь, каждый год он выбирает среди людей жертву для очередного бала – невинную душу, которую погружает во тьму. Проблема в том, что он каждый раз надеется полюбить эту невинную девушку, которая, как ему кажется, могла бы спасти его от вечного одиночества. Но каждый раз, когда он погружает клыки в шею жертвы, очарование умирает вместе с человеческой сущностью этой девушки. Отец вновь остается один – и, кажется, потеря чувств к Саре стала для него последней каплей. Запомни: то, что я рассказал тебе – это страшная тайна, от начала и до конца. И я не заговорил бы об этом, если бы… Сейчас я доверю тебе еще одну тайну – на этот раз мою собственную.
Франц не сводил глаз с господина.
- Будь я человеком, я благодарил бы Небо за то, что мне не удалось укусить Альфреда, - Герберт вновь повернулся к окну. – Когда Альфред попал к нам в замок, я тут же потребовал его себе, как ты знаешь. И не подозревал тогда, что влюблюсь по-настоящему. Теперь Альфред сбежал, и я вынужден страдать от безответной любви. А если бы мне удалось тогда то, что я задумал – я сейчас страдал бы от потери собственных чувств. Как отец. Все эти три месяца я пытался понять, что хуже. Но теперь понимаю, что лучше уж потерять Альфреда, чем себя. Похоже, это судьба для всех нас – желать того, чего мы не можем иметь. Франц, да скажи же ты что-нибудь! Я же не давал тебе приказа молчать, в конце концов!
- Я думал, - честно ответил Франц. – Над той тайной, о которой вы мне рассказали. Над обеими тайнами.
- Тебя ведь тоже не миновала судьба всех вампиров, Франц? Ты считаешь графа своим отцом, а он видит в тебе только одного из подданных. Ты никогда не станешь для него членом семьи… Но вот я, наверное, кое-что могу сделать. Иди сюда, мой братишка Франц, я обниму тебя.
Забыв обо всем на свете, мальчишка бросился на шею Герберта, обняв с такой силой, что будь Герберт человеком, ему трудно было бы избежать переломов.
- Отныне мы с тобой на «ты», да? – говорил он, сам едва различая свои слова.
- Всегда на «ты», - подтвердил Герберт. – Только не при отце, разумеется.
URL записиОставалось придумать, как им появиться перед Ребеккой, и вот это-то и было самым сложным. Выдать Сару за человека можно в Кенигсберге, но ее родную мать так просто не обманешь. А сказать правду тоже нельзя: как и любой человек, Ребекка видела в вампирах лишь нечистую силу. Обращать же свою мать Сара отказалась наотрез.
Обсуждение плана воссоединения семьи все больше начинало походить на переливание из пустого в порожнее. Однажды, когда беглецы в очередной раз спорили все о тех же деталях, в дверь избушки постучали.
Собственно, ничего странного в этом не было – мало ли какой охотник мог забрести в леса. Но двое вампиров никак не ожидали, что им придется делить свой приют с человеком.
- Войди, если не имеешь дурных помыслов, - произнес наконец Альфред.
Гость оказался молодым парнишкой, смуглым, с густыми черными волосами. Вещевой мешок у него за спиной выглядел внушительно – гораздо внушительнее, чем его владелец.
- Здравствуйте, - незнакомец осмотрелся, пожал руку, протянутую Альфредом. – Простите, что вторгаюсь к вам. Меня зовут Анджей, я путешествую… пешком. Хорошо у вас тут, уютно. А зеркала не найдется, случайно? Я долго был в пути, и хотелось бы как следует привести себя в порядок.
Зеркало имелось в соседней комнате и даже не было занавешено. Альфред с Сарой попросту о нем забыли, ведь вампирам зеркала не нужны. Парнишка же, кажется, был доволен.
По словам Анджея, он остался сиротой и теперь пытался найти родных, которые, по словам умирающего отца, жили где-то в трансильванской деревеньке, названия которой не слышали раньше ни Сара, ни Альфред. Впрочем, кто их упомнит, эти деревеньки?
За окном смеркалось. А это означало, что им предстояла первая ночь в одном доме с человеком.
Но попробуй-ка тут уснуть, когда день наконец кончился и наступила ночь, которая не зря считается порой вампиров! Когда ты чувствуешь, как в теле просыпаются силы, намного превосходящие человеческие, но скрытые при свете солнца. Когда твои глаза видят каждую мелочь, незаметную днем, а уши способны различить, как где-то далеко в лесу шуршит травой мышонок. Альфред вспоминал, как в детстве пытался уснуть накануне поступления в начальную школу, и теперь мог с уверенностью сказать, что в тот раз было гораздо проще.
Чтобы не терять времени даром, они обсуждали способы защиты от врагов, надеясь, что человек их не услышит.
- Защита от вампиров – это чеснок, серебро и распятие, - говорила Сара. – Увы, ты не сможешь ими воспользоваться, но я… Вспомни, моему отцу распятие не причинило вреда, потому что при жизни он был иудеем – как и я. Возможно, и я смогу беспрепятственно держать распятие в руке – а вот Кролок будет его бояться, ведь он-то в своей прошлой жизни был христианином!
- Но будет ли обладать силой распятие в руке иудейки? – усомнился Альфред.
- Я об этом думала, - отвечала Сара. – Но когда распятие висит на стене дома, его при этом не держит ничья рука, а вампиров оно отпугивает. Значит, важна не рука и не религия ее обладателя, а вера, которой придерживался когда-то сам вампир.
- Тогда проведем опыт, - согласился Альфред. – На мне – потому что других подопытных вампиров-христиан у нас нет.
- Франц, вас требует к себе господин Герберт, - доложившая это вампиресса сделала реверанс, хотя никакого почтения к Францу на деле не испытывала. Но когда сообщаешь приказы господ, нужно соблюдать все правила этикета.
Попросив прощения у Магды за прерванную партию, Франц направился в покои графского сына.
Обычно жилище Герберта блистало чистотой, но сейчас убранство комнаты покрывала пыль. Франц поймал себя на мысли, не случилось ли чего-то подобного и с одеждой Герберта, но вряд ли молодой господин мог так запустить собственный внешний вид.
Заслышав скрип двери, Герберт тут же отвернулся от окна, в которое смотрел за миг до этого. Указал Францу на стул, где пыли было поменьше. Здороваться, разумеется, не стал – желать здоровья мертвому уже поздно.
На несколько секунд повисло молчание. Похоже, что Герберт не знал, с чего начать разговор, мялся – хотя обычно так и излучал уверенность в себе. Впрочем, в своих покоях он на три месяца тоже раньше не запирался.
- Это касается моего отца, - проговорил он наконец. – И меня. Я даже не знаю, кого больше.
Франц покорно слушал – перебивать господ слугам не полагалось.
- Похоже, что для отца триумф обернулся поражением, - сказал Герберт. – Это из-за Сары. Ты ведь знаешь, каждый год он выбирает среди людей жертву для очередного бала – невинную душу, которую погружает во тьму. Проблема в том, что он каждый раз надеется полюбить эту невинную девушку, которая, как ему кажется, могла бы спасти его от вечного одиночества. Но каждый раз, когда он погружает клыки в шею жертвы, очарование умирает вместе с человеческой сущностью этой девушки. Отец вновь остается один – и, кажется, потеря чувств к Саре стала для него последней каплей. Запомни: то, что я рассказал тебе – это страшная тайна, от начала и до конца. И я не заговорил бы об этом, если бы… Сейчас я доверю тебе еще одну тайну – на этот раз мою собственную.
Франц не сводил глаз с господина.
- Будь я человеком, я благодарил бы Небо за то, что мне не удалось укусить Альфреда, - Герберт вновь повернулся к окну. – Когда Альфред попал к нам в замок, я тут же потребовал его себе, как ты знаешь. И не подозревал тогда, что влюблюсь по-настоящему. Теперь Альфред сбежал, и я вынужден страдать от безответной любви. А если бы мне удалось тогда то, что я задумал – я сейчас страдал бы от потери собственных чувств. Как отец. Все эти три месяца я пытался понять, что хуже. Но теперь понимаю, что лучше уж потерять Альфреда, чем себя. Похоже, это судьба для всех нас – желать того, чего мы не можем иметь. Франц, да скажи же ты что-нибудь! Я же не давал тебе приказа молчать, в конце концов!
- Я думал, - честно ответил Франц. – Над той тайной, о которой вы мне рассказали. Над обеими тайнами.
- Тебя ведь тоже не миновала судьба всех вампиров, Франц? Ты считаешь графа своим отцом, а он видит в тебе только одного из подданных. Ты никогда не станешь для него членом семьи… Но вот я, наверное, кое-что могу сделать. Иди сюда, мой братишка Франц, я обниму тебя.
Забыв обо всем на свете, мальчишка бросился на шею Герберта, обняв с такой силой, что будь Герберт человеком, ему трудно было бы избежать переломов.
- Отныне мы с тобой на «ты», да? – говорил он, сам едва различая свои слова.
- Всегда на «ты», - подтвердил Герберт. – Только не при отце, разумеется.
Очень здравомыслящий человек и крайне эмоциональный вулканец. Всей своей жизнью демонстрирует пример стремления к самосовершенствованию и титанической работы над самим собой. Относится с большим уважением ко всем формам жизни, сторонник ненасилия. Открыт новым знаниям, обладает живым острым умом. С изяществом докажет логичность любых нерациональных порывов. Человек чести и своего слова. Ради друзей и ради жизни других безмолвно совершит любой подвиг.
